СТРАНИЧКА ЗАПАДА

ПОСЛЕДНИЙ ВИЗИТ

Звонок был неожиданным. Мои первые и обычные слова:

- Где ты? Приезжай.

И она - приехала.

За окном - ливень, внутри - снег...

Я радовался, как ребенок. Мы с ней - или расстались, или не расставались. Никто толком не знает. А она все приходит и приходит. Причиняя боль обоим. То большую, то меньшую. Вот и сейчас. Но на этот раз я решил быть суровым. Не обниматься, не целоваться, не проявлять того, что может быть принято за ласку. Даже звонки телефона и входной двери, которые всегда отключались с ее приходом, чтобы быть только наедине с ней, теперь остались на линии. Для защиты. Я был не только с ней. Я - был открыт всему миру. И это - символ. Моего, хотя бы частичного, но все же - освобождения. За окном - ливень, внутри - снег... И мы - пьем. И кофе, и спиртное. И она - нагревается, и рассказывает:

- Я закончила картину.

- А в ней есть я? - интересуюсь, как всегда.

- Тебя нет. Но картина - очень сексуальная. Сплошные члены. И другие обнаженные части.

Сразу теряю интерес. Поскольку ее картины считаю отражением именно наших, а не чьих-либо иных отношений. Такой вот, эгоистический подход. Ну и пусть. Сейчас ее "наши" картины - закрыты в чулане, они - "наказаны" за ее измену. Ведь раньше я тоже писал - только ей. А теперь? Кому все это нужно? За окном - ливень, внутри - снег...

Говорить было не о чем. Паузы удлинялись. И я - посматривал на часы. И она - тоже. Каждые пять минут. Но - не уходила. Ждала чего-то. Дождалась.

- Здравствуйте, - позвонил бывший ученик, самый верный. Ходил года четыре. Но главное - всегда видел во мне пример для подражания, как я понимаю. Он выдавал мне, спустя годы, мои же фразы и поступки, о которых я и думать-то забыл. И вот опять.

- У меня сгущенка, - эта фраза открывала двери моего дома всегда, - и мы сейчас приедем с девушкой.

- Хорошо, - вот оно, то долгожданное приключение, - жду вас.

Я вернулся на кухню. Теперь, когда она все слышала, ни о каком уходе не могло быть и речи. Ее манит компания, просто скопление людей. Где она может отвязаться, показать себя. Он пришел со скромной на вид девушкой, которую ласково называл точно так же, как я когда-то - дочь свою. Огромные глаза ее смотрели на меня и на все окружающее с удивлением и восторгом. И мне это нравилось. И она - тоже. У нее было главное - душа. И наивность. И молодость.

Ученик и девушка сели по разные стороны стола, а мы с ней, старички, расположились на одном стуле в центре, как бы разделяя их. Она торжественно объявила, что скоро должна уйти, поэтому еще один стул не нужен. Но я-то знал истинную цену этим словам. И понял, что она опять устроит "веселый вечер", как сделала это неделю назад на мой день рождения. В этот раз все повторилось без изменений, только перед другой публикой. Те же дурацкие танцы с пьяным ползанием по полу и маханием руками и ногами перед носом у спокойных и ничего не понимающих людей. И такой же уход. Теперь она, как бы, обиделась на то, что ей не позволили дергаться по-идиотски под православный церковный хор. Мне было скучно от ее глупых выходок. Она - просто раздражала. Не только меня - всех. Какое-то сумашествие. Я понял, что она по-другому не может. Это - ее стиль. И - ограниченность. Конечно, можно предположить, что она - ревновала. Она чувствовала, что девушка - нравится мне. И была права. Когда мы пошли танцевать одни, та отдавалась полностью и так, что, если бы никого не было, мы оба натворили бы дел. И мы знали это. Но - держался из последних сил. Даже не поцеловал. Не знаю, почему. Их визит был инспирирован тривиальной причиной. Еще за столом он сказал:

- Помните, Вы давно говорили мне, что, если я надумаю жениться, нужно приехать с ней в гости. И вот теперь - Ваше слово.

- Я предлагаю самый короткий тост, - был мой ответ, - выпьем за "Да".

Разве мог я сказать что-либо другое? Да я и со своим-то грузом с трудом разбираюсь. Они пили, удовлетворенно посматривая друг на друга. Я видел, что особого контакта между ними нет. Как всегда, она его внутренне опережала, а он - только внешне хвалился и кичился своим "лидерством". Обыкновенно, это заканчивается самодурством в семье. Тривиальная ситуация. Но, когда девушка, науськиваемая им, села за пианино играть немногие и простые, но исполняемые с воодушевлением, мелодии, он - спал. А я - уважительно и проникновенно слушал. Конечно, ей было обидно, что и говорить: Бог с ним, с контактом, чего только ради замужа не натерпишься. После этой игры со сном, когда мы с ним на секунду остались вдвоем, он ляпнул непринужденно: - Может, Вам отдать ее на воспитание на полгодика? И, я уверен, Вы сделаете из нее настоящую женщину.

- Отдавайте, - с ужасом посмеялся я. Это мне совсем не понравилось. Ну и молодежь пошла. И я начал потихоньку сворачивать их неожиданный визит. Они ушли, пообещав скоро быть еще и наговорив кучу любезностей.

Но, только я вздохнул облегченно, как снова прозвучал телефонный звонок. Звонила она, пройдя лишь полпути к своему мужу.

- Я стою у метро, и никаких автобусов нет, - замечательная уловка.

- Что ж, приезжай. - Такое продолжение меня вовсе не радовало.

- Постели мне отдельно, - хитрила она.

- Хорошо, - тяжело вздохнув, я занялся продолжением навязаного действа. А так мечталось побыть одному.

Когда она приехала, я уже засыпал. Она прошла в темноте и легла на пуфик, разложенный параллельно рядом с моим. Это и называется "отдельно". Я лежал ровненько и "солдатиком", боясь пошевелиться.

- Ты спишь? - начала она.

- Нет.

- Знаешь, это, наверное, мой последний приход к тебе. Я могу скоро выйти замуж.

Теперь мне стало понятно, зачем она вернулась.

- Ты же замужем, - пытался подтрунивать я. В ответ - много- значительное молчание. - Ничего, - продолжал поддевать я, - как от одного ходила ко мне, так и от другого будешь.

- Нет, это совсем другое.

Я не отвечал, пытаясь отстраниться от всего этого бреда и уснуть, понимая, что она говорит - правду. Мне так хотелось хотеть этой правды. И я лежал, не двигаясь. За окном - ливень, внутри - снег...

- А картины ты мне отдашь, если я договорюсь о выставке? - она просила разрешение на обрыв последней ниточки, связывающей нас.

- Конечно, - я пытался отвечать безразлично, - они все твои.

Я уже стал засыпать, как вдруг ее рука проникла ко мне и начала ласкать. Я оставался неподвижным. Но всему есть предел. Она продолжала и притянула меня к себе... Это был не секс, а его худшая половина. Она не допускала полностью, лаская руками и целуя, оправдывая все, как это делают "находчивые" женщины, своими "делами". Было откровенно противно. Как-будто все происходило не со мной. Думалось о другом. Мечталось - о другой. Быть - с ней, той, прошлой, моей. А эта, принадлежащая уже не мне, чужая, порочная и растраченная, уже не волновала, не возбуждала меня. И я почувствовал - бездну. Пугающую и черную. Бездну ее измененного сознания. И увидел, к ужасу своему, что, действительно, у нее - "съезд", или "сдвижка", потеря адекватности. И мне стало страшно, как в клетке с неуправляемым зверем, я почувствовал, что она - даже способна убить, как в сексуальных ужастиках. И понял, как можно одновременно и быть с любимым человеком, и не быть с ним, когда вместо его личности рядом с тобой - ночь, когда, вместо того, чтобы уйти или умереть, он просто сходит с ума. За окном - ливень, внутри - снег...

Утром она поднялась очень рано. Я специально "не просыпался" после ночи кошмаров, чтобы не видеть ее, не общаться с ней. Было - тошно.

- Я ухожу, - сказала она в дверях.

- Угу, - "не просыпаясь", буркнул я, лежа с намеренно закрытыми глазами, зная, что она не вернется уже никогда. Даже, если придет. Хлопнула дверь.

За окном - ливень, внутри - снег...

КОМАНДИРОВКА

Сорвался. Все понял. Ты уехала, чтобы найти меня. Держался на срочных делах, статьях, учениках, контрольных. Но все это уже потеряло смысл. Дождь проклятый. А ты не звонишь и не звонишь. Слезы даже не сдерживаю. Нет смысла. Ни в чем нет смысла. Суета.

Ты вернула меня простым до гениальности решением. Как я ненавидел тебя за эту поездку! Здесь было все. И ревность, и обида, что без меня. Но была и надежда. Что мы все-таки - одно целое. И это проявляется вдали. В разрыве. В разлуке. Эти мучительные минуты. С кем ты сейчас? Фантазия на пределе. И самому смешно. Нет. Верю.

Твоего звонка уже не жду. Два дня он кричит другим. Но все равно уходить стараюсь ненадолго. А вдруг... Но этого не случается. И правильно. Тоже способ. Значит так нужно.

Проклятая четвертая симфония. Наверное он писал в таком же состоянии. Нельзя мне ее слушать. Но не могу не слушать своего Чайковского. Не могу без него. Нужно делать контрольную, через полчаса прийдут. Писать статью. Завтра сдавать. Все бросаю и - четвертая. И - ты. Каждую минуту встаю и вытираю слезы. Нельзя же учителю предстать перед учениками в таком виде. Да, черт с ними со всеми. Ты одна для меня - есть. Что бы не делала. Пойму. Нет, не всепрощение. Понимание. Раз так, значит нужно так. Пройдем все. И выйдем. Не вымрем. А умножим друг друга. Это не фарс, не бряцание оптимистирующими хлопушками. А вера...

Ночью кто-то позвонил в дверь. Был уверен, что это ты. Ведь снилась же. Хотел открыть дверь и броситься. Но что-то остановило. Спросил, кто это? Оказалось, какой-то мужик кого- то ищет. Не ты. Опять не ты. Как мне надоело говорить по телефону не с тобой, открывать дверь - не тебе. Почему все время - не ты. Где ты?

Открытка пришла вовремя. Был уже на пределе. Кричать стал на всех и на себя. Ругался, бросаясь из угла в угол. И вот - она, долгожданная помятая истерзанная в пути, родная открытка. Твой почерк. И все. И больше ничего не нужно. Ты опять со мной. Пусть тем числом, которое на открытке. Но со мной. Хотя бы та.

То, что ты не будешь больше звонить, я знал. Пусть это был тривиальный ход, но он тебе удался. Чем бы ни был оправдан. Но - ход. И - ничего. Я был уверен, что так будет. И не удивился.

Она вернулась из командировки не ко мне. Как я ждал, и как мы договаривались. Она вернулась - к мужу. Оправдываясь перед собой неоправдывающими внешними обстоятельствами - для меня и так сойдет. Мы разминулись на пятнадцать минут. И она приняла свое решение. Ей так удобнее. И мужу врать меньше. Хотя бесконечность не уменьшить конечным. Между нами был километр. А она не приходила. Ждал и ждал. А она была с ним. Пусть. Главное - я был с ней. Наедине.

26.06.88

КОГДА ТЕБЯ НЕТ ДОМА

Ну и что. Все равно я чувствую тебя и твой дух. Поэтому пишу. Опять я получил по мозгам. Только отпустил - она сразу стала в открытую издеваться. Но это даже хорошо. Она не понимает, что работает против себя. А начала после того, как я в открытую объяснил ей "над". Хотя она строила из себя дурочку, но признала, что я - над. Не в открытую, конечно. И я за это поплатился. Пошла раскрутка на ревность. Я послабил, и она своего почти добилась, если бы не одно "но". Я уже вижу это сверху и очень хорошо. Я пропустил ревность без сопротивления, она во мне все переворошила. И тем самым я прошел еще один большой шаг к свободе. До таких "дров" я себя давно не допускал. И зря. Теперь это понимаю. Потому что получил я за этот вечер в одиночку очень много. А она в своих методах зациклилась. Одно и то же. Причем - со всеми. Очень интересно, пока, видеть все. Ее примитивные расчеты, планы, ходы. Так это набило оскомину. Сколько можно. Теперь понимаю, что это - природа женщины. И переделать ее невозможно. Нет, не получил я долгожданной искренности и открытости. Да это, видимо, и невозможно. Так жаль.

Но зато я открыл закон. Как женщина освобождается от мужчины и одновременно завязывает его. Доводит интим до предела, навешивает вину и предает нагло. Мужчина остается с виной завязан, а женщина без вины свободна. Я столько раз это наблюдал и не мог понять, почему же у них нет ничего святого. Теперь понял. Этого и не может быть. Святое - это целостное общее и абстрактное понятие. А это недоступно женщине в силу ее способности видеть только частное.

Когда я вошел в твою комнату, я стал другим. С тобой началось общение. И мне стало сразу легче. Понял все и объял. Тебя я все время жду. И все время - с тобой. До дня рождения час. Этот ужасный короткий час. Мне стыдно за прожитые годы. Мало свершений, мало. Не сделано почти ничего. Это удручает. Но это - внешне. А внутренне я совсем другой. Столько пережито, выстрадано. Переделано себя. И еще - не вечер. А может быть утро?

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

В слезах и криках по тебе нет сил больше кататься по столу и кроватям, бросаться из одной комнаты в другую. Может быть это - по себе? Опять волны памяти из глубины. Будь прокляты они. Уже не выдерживаю их. Впадаю просто в истерику, просто в истерику... Смешно? - Нет. Я не сдерживаюсь, не держу себя ни в чем. Но могу выдержать все. Сильный? - Да. Слабый? - Да. Какой же? - Цельный.

Ну что же ты сделала со мной? Почему и как ты сумела до такой глубины проникнуть в меня? Да, я пустил тебя, да, снял все внутренние защиты. И ты сразу же и полностью этим воспользовалась. Но не для благородных порывов и дел, а для разрушения меня в своих целях, совершенно конкретных. Успеть за мной ты не могла. Для этого нужно пожертвовать кое-чем удобным и привычным. Измениться. Вглядеться в себя непосредственно. Но ради чего, спрашивала ты себя. И уже по тому, что ты задавала себе этот вопрос, все было обречено. Привычка рассчитывать, не внешне, конечно, а внутренне, бессознательно, погубила все и даже больше, возможное, потенциальное все.

Да, я страдаю. Очень. Каждый день и каждый час. Ну и что? Жутковато. Ведь и Железный Феликс тоже может чувствовать и страдать, ты не знала? - Так знай. Я понимаю, ты надеешься разрушить меня последним и действительно "последним" своим средством - отсутствием себя. Но как ты не поймешь, что ты-та всегда и везде со мной, та-лучшая-моя. Что ж, ты выбрала такой путь, но он гибелен именно для тебя. А я, с каждой новой истерикой по тебе-той, медленно освобождаюсь от бесконечного кошмара, который был так желаем. И остается таким. Да, я хочу видеть тебя, позвонить, не меняю уже сколько нашу постель, купленное тобой мыло просто берегу, пою тебе наши песни, все-таки пишу тебе стихи, как прежде, любуюсь нашими фотографиями. А на улице? Просто смешно. Я высматриваю тебя в каждой. И каждый телефонный звонок - твой, а потом разочарование. По улицам, где мы с тобой ходили, будто красные следы разбросаны везде. Я помню все. Вчера я проходил мимо твоего дома, твоего подъезда - все в наших красных следах. Их видно лишь мне. Свет в твоих окнах. И вдруг я понял - все по-прежнему. Для тебя это было просто очередное приятное и неприятное, с неожиданностями, но приключение, а не жизнь. И все. И ничего. Ничего.

Ну уж нет! Внешне все так. Все - да. А внутренне - ты никогда не забудешь нашего-настоящего. Никогда. Оно ведь было, было! И будет. Всеми возможными сознательными и бессознательными ухищрениями ты будешь душить и заглушать родное, добиваясь лишь обратного эффекта.

Ты притронулась к Истинным чувствам, взяла очень малую часть и не смогла вынести их тяжести. Да, они тяжелы. Но тем более глубоки, истинны, прекрасны. Ты когда-нибудь поймешь, почему, что хотела разрушить, и как. Ложью, письмами, оскорблениями, пусть ловко завуалированными, ты пыталась достать до самой основы меня, до экзистенции, до направляющих, которые составляют мою суть. Да, широкий замах, щедрый себе. Покоя тебе не давала ни настоящесть, ни искренность. Ведь нечем ответить. Поэтому искала выход в том, чтобы похоронить их в самом зародыше. Инстинкт разрушения высшего в мужчине - как жаль, что он есть у женщин. Так жаль - их. Чего нет в себе, нужно разрушить в другом. А верность и привязанность - только своему капризному и опустошающему "Я-желанию", удовольствиям, на любом уровне, и все сейчас, сию минуту, здесь и по максимуму. Раскрытие и открытость мою ты провоцировала, разворачивая меня перед собой, расстилая. Что ж, пожалуйста, я не возражаю. Но ведь чисто механическое поглощение меня и всего не приводит ни к Развитию, ни к Совершенству, а только - к насыщению и опустошению без изменения себя, без жизни - омертвлению живьем. Жаль, что мудрости ты так и не научилась. Наверное, этому специально нельзя научиться, а только - переживая, изменяясь, открывая себя для других и для себя. Все мои действия, в том числе и, может быть, жесткость, но чисто внешняя, были направлены именно на это. Немудрая женщина - полженщины.

Бумага отяжелела словами от слез. И они высохли. Но все они для тебя-той, а не для тебя-разрушающей. Пока ты не понимаешь. И через много лет мои стихи, песни, письма, плач, возможно и проявятся в тебе муками души непонятой, но останется обнять лишь ностальгию.

Почувствовать себя вне инстинктов и примитивных целей, вне удовольствий любого ранга и душевных игр - адский труд совершенствования. Почему же вы, женщины, не понимаете фразу: "Получить можно только - бескорыстно отдавая"? Почему вы так долго, трудно и редко постигаете в этом мире все истинное и настоящее?

25.09.87

У ОКНА

"Плач. Стою у окна" - Английский вариант моей песни совершенно доконал меня. Сижу у окна. С гитарой. И не могу петь. Слезы струятся по струнам. По ком Истерика? По ней? Да нет же! - По Ней. Что же произошло? Что я сделал? И зачем? Зачем прогнал ее? Может быть, потому, что она переставала быть моей, быть со мной, быть во мне? Начиналась ложь. Нет, я не видел ее. Но чувствовал. И мне показалось, что - так надо. Я даже уверен в этом. В самой глубине души я спокоен и убежден. Но немного помельче - ух, как бурлит! Даже на поверхность кое- что выходит. Окружающие уже замечают. Но, к моей радости, не понимают, в чем дело. Так почему же мучаюсь неуспокоенно и больно? Неужели она так сильна во мне? Хочу ли я видеть ее сейчас? Может быть, это не по ней плач? А по ком? По ком же?! Вариантов ответа множество. Состоящее из одного элемента. Долгожданного и растворяющегося в повседневности. Зыбкое и чуть уловимое движение души. И ты уже становишься наркоманом слияния. Все больше и больше нужно. Все глубже и глубже требуется надрез. И все больше и надрывнее страсти в него необходимо залить, чтобы - не ныл, не терзал по ночам. Ночь отношений. Она пришла. И не уходит. Что же ей нужно от меня. Другие - лишь иллюзия замены. Комок грязи - в разрез. Еще больнее. Да и этих других можно нечаянно порезать. Они-то причем. Все проблемы - внутри. Все решения - самому. Без подсказок - будто доброжелательных. Жизнь - она всегда будто доброжелательна. Но, на самом деле, ты сам все создаешь. И за все отвечаешь. Как в камере-одиночке. Виноватых нет. Посмотри в зеркало. Там - все ответы. И все вопросы. Ни статьи, ни стихи, ни рассылки, ни пустые переписки с неизвестно кем не позволят увильнуть от основных вопросов и ответов себя к себе. Их много. И они болезненны. Но, в действительности, он один. И вопрос, и ответ. И каждый думает, что именно он первый его слышит и решает. И надеется, что решит. Когда-нибудь. С кем-нибудь. С чем-нибудь. Где-нибудь. Мираж. Рассеивается. Усмехаясь. У окна...

01.10.92

ТЕБЕ

Наконец я почувствовал, кто Ты? Нашел Тебя. Потратил полжизни. Семьи. Дети. Обиды. Злость. Обманы. Ненависть. Будто страсть.

Женщины. Женщины. Женщины... Искал в них Тебя. Казалось, что Ты в какой-то из них. В одной. Вся. В одной. Это бред.

Ленком. "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты". Неожиданно для себя переживаю. Состояние резко ухудшается. Сваливаюсь в Ничто. Ключом оказалась песня звезды. Она сформировала во мне обобщенный образ Женщины. Да, меня пронзило! Моя звезда - это Ты. Во всех. И нигде, ни в ком вся. Только во мне. Ослепительная простота!

Да, именно Тебя люблю и Люблю! Во всех смыслах. Каждой волной души. Исступленно. До внутриссадин. Не боясь. Не оглядываясь. Не опасаясь внутренних последствий. Ведь Ты - это Жизнь! Но не "Я". Хотя какая-то часть может быть и есть. Так как без меня нет и Тебя. Да, именно моей Тебя.

Насколько жалкими теперь представляются эти убогие карикатуры на Тебя, которые назывались любимыми. Поэтому Ты была для меня недоступной. Я бился о стену безразличия, которую увидел и воздвиг сам. Разве слепота - путь к счастью?

Теперь понятно, почему все воспринималось мной так болезненно. Их откровенность только в предательстве. Их дубовые издевательства над Святым. Бахвальство бесчувственности. Разъедающая праздность. Опредмечивание любимых. Удары, ими не замечаемые, бессознательные, внутренние, но рушащие и проникающие до основания. Прагматизм души и тела. Ничего настоящего. Только выгода и удовольствия. Я думал - это Ты. Нет. Так Ты не можешь. Даже захотеть. Ведь Ты - истинно Святая. Верю в Тебя. В них же проявляются простые человеческие пороки и примитивные реакции. Но настоящее в них - от Тебя. А пороки пусть остаются им же. Понять пороки это значит избавить себя от их влияния и от них самих. Тогда можно идти дальше. Не стоять на месте их преступлений против Высшего. И оплакивать жаль к себе. Иду. С Тобой в себе. Самой верной, искренной и нежной Тобой. Только Ты можешь понять, что я иду и куда. И принять. Благодарен Тебе. Я дойду. Верь в меня. Готов ко всему. Но верь. Дойду. Дойду!

21.11.87 - 27.11.87

ВСТРЕЧА

Вот и произошло то, чего я больше всего боялся. И ждал. Я шел к ней на работу, точно зная, что именно сегодня будет все решено. Со мной. Во мне. А не между нами. Там уже ясно.

Очень хотелось случайной встречи, а не поиска ее. И так произошло. Она выходила из дома любовника. В первый момент даже растерялась. Но потом даже обрадовалась. Сказала, что не узнала. И начался поединок. Тонкий. Внутренний. Бессознательный. С ее стороны. И безжалостный. Все молчания и вопросы точно рассчитаны. Борьба шла с переменным успехом. То я со своей иронией и смешками доставал ее. Затем она пыталась интимом полностью меня поглотить. Я не скрываю. Иногда это удавалось. Но все-таки я сохранил себя. Как? Почему? Не знаю. Но сохранил. Доказательством этому служило окончание встречи. Она была просто вне себя от моей недосягаемости. И не понимала, в чем дело. А у меня ничего не произошло. Не появилось нового смысла. Новой значимости. Даже память не помогла ей. Я смотрел на ее лицо и видел мертвого человека. Ничего нет. Все те же циклы. Те же эмоции. Те же поиски новых приключений. Почувствовал истинную праздность. Никчемность. Мне стало скучно. В конце встречи. Почти, как с другими - в начале. И то - прогресс. Сфинкс.

Я уходил и вглядывался в себя. Со страхом. С любопытством. Там не осталось ее. Не уносил я ее с собой. Как раньше. Не был полон ею. А пуст. Ею. Но полон собой. Я принадлежал себе. И только себе. Это понял. И еще. Меня удивило отсутствие желания ее, как женщины. Это был, честно говоря, сюрприз для самого меня. Ждал-то я волны. Но ее не было. Не было. Значимость ее стала конечной. А потому сравнимой с другими. Я даже стал подумывать об эксперименте по раскрытию, который получался с остальными. Но теперь уже над кем-то вне себя, над посторонней. Над чужой.

Да. Может быть в мелочах, в локальном я и сделал некоторые ошибки: переигрывал в иронии, говорил о том, что забыл уже то или иное, нагружал, работой, проблемами, но все поверхностно. Однако в целом я - "над". Не побоюсь писать это. Хотя, может быть, неправильно так в лоб писать. Я почувствовал, что выскочил. Из чего - не знаю. Но там, где я все это время был, бьясь, как об стену, об себя-того. Теперь не имеет значения, буду ли я встречаться с ней. Как и как часто. Главное - Мир не помещается в ее интим. Он есть, мой Мир Глубины. И понял, что разменять его можно. И без усилий. А вот сохранить гораздо труднее и тяжелее. Но стоит. Другого пути нет и не может быть. Не вижу другого пути. Хотя знаю о неизвестности, о риске, о возможности развала. И нет пути назад.

НЕ ВЫДЕРЖАЛ

Брожу по квартире пустой. Спотыкаясь о ничто. Спрятался ото всех. Автоматом готовлю поесть. Чтобы занять себя чем-то. Нет. Это не сброс. Опять пишу. Будь проклята эта машинка. Зачем было ее покупать? Люди шарахаются. От взгляда. Боятся. Эта мелодия Жан-Люка Понти. Она меня достала. Ставлю пятый раз. И захожусь истерикой. Зачем мне эта картошка? Ненавижу ее жарить. Все время кажется, что для нее. Откроется дверь. "Привет!" - "Здравствуй". Кошмар. Будь проклята эта картошка. Обещал же, что не сяду за машинку. Не выдержал. Но выдержу. Волнами. Изнутри. И расплескивается слезами. Потом все сначала. Вою. Благо нет соседей.

Решил переплавлять энергию стресса в идеи. Да. Как бы не так. Глаза в потолок. И стоны. Изнутри. Остановки не видно. От чего же я не могу освободиться? Или от кого? Может от себя? Прежнего? Будущего? Наверное конечного. Покончить с конечным. И не ныть. Скулить можно, но не ныть. Опорная точка. Она есть. Но там. В бесконечной дали. Она там... В себе...

30.10.87